Волгин. Сольемся кровью с Сатаной.

 

 

Я вошел в распахнутые ржавые двери троллейбуса № 3. Глаза провожали проплывающий пейзаж, словно в замедленном течении времени. Седовласая старуха, шамкая беззубым ртом, загибала морщинистые пальцы, пытаясь сосчитать количество остановок, которые мне необходимо было проехать до цели. Люди сидели и стояли, погруженные вглубь себя,  на лицах отражалась странная игра света и тени, создаваемая лучами солнца и редкой листвой деревьев, которые обрамляли дорогу. Внезапно они как по команде повернулись и посмотрели на меня. Их взгляды светились жалостью, презрением, подозрительностью, любопытством и еще чем-то невыразимым. Старуха, отдышавшись, тронула мою руку:

- К родным в СИЗО едешь?

- Нет, - я замолк, несмотря на то, что все ждали объяснений.

Следственный изолятор на улице Николо-Козинской ничем примечательным не отличался от окружающего его обрамления жилых строений. Может быть, только высокие каменные стены, люди в форме и свободные преступники, пришедшие навестить своих несвободных собратьев, свидетельствовали о мрачном предназначении этого каменного сооружения, о предназначении ограничивать свободу тех, кто неограниченно распоряжался прежде свободой других людей - свободой жить, убивая их, свободой владеть, воруя у них, свободой распоряжаться собой, насилуя их.

Чтобы попасть во внутренний дворик, мне пришлось долго ждать, пока на КПП (контрольно-пропускном пункте) мускулистая женщина с холодным неженским взглядом не нажала кнопку, и тяжелая дверь с треском открылась. Я испуганно вздрогнул от ее громоподобного захлопывания и, нервно поздоровавшись, протянул разрешение на свидание с гражданином Аниным. Она раздраженно потребовала паспорт и мрачно его изучала долгие пять минут. Наконец, за спиной раздались еще два хлюпающих удара-треска открываемых дверей, которые вывели меня на территорию изолятора.

Пять человек в черных мешковатых тюремных одеждах слабо размахивали метлой, словно поглаживая отполированный асфальт, в результате тонкий слой пыли медленно оседал на их изношенных ботинках. Лица у всех были  одинаковыми, будто их изготавливали на  фабрике: морщины серыми складками свисали как тряпки, темные равнодушные глаза перебегали с одного предмета на другой. Ежась от их взглядов, я, еле переставляя свинцовые ноги, вошел в здание и столкнулся со следователем. Он по-детски обрадовался,  затряс мою руку и что-то невразумительно стал рассказывать о том, что Анин  занимается сатанизмом в камере, активно вербуя подозреваемых. Так как я промолчал, он растерянно умолк и посоветовал обратить на эти сведения самое пристальное внимание.

За деревянными перилами находилась стеклянная будка. Полнеющий черноволосый охранник, сложив руки на круглом животе, лениво провожал скучающим взглядом снующих следователей, наркологов, адвокатов, потом сладко зевнул и уставился на меня. Капли пота блестели на его лбу, сонное оцепенение кружило вокруг, пытаясь усыпить ненужную бдительность стража. Я завернул в темный проход и высоко задрал голову, чтобы увидеть вершину деревянной лестницы, которая круто поднималась вверх. В результате, когда я поднялся по ней, сердце мое готово было взорваться от мышечного перенапряжения.             

Светловолосая дама лет сорока пяти с тонкой хитринкой в уголках глаз проводила меня в свободную комнату и попросила подождать некоторое время, пока обвиняемого конвоируют сюда по вызову. Звездочки на ее погонах тускло поблескивали. В помещении стоял невыносимо мертвый запах склепа. Впечатление усиливалось голыми стенами и сиротливой парой столов, стоящих напротив друг друга. Я осторожно опустился на длинную скамейку, тянущуюся вдоль стены, и стал ждать.   

Анин ждал другого. В тот роковой вечер он чувствовал, должно произойти нечто такое, что щекотало ему нервы уже возможностью своего наступления. Илюшин сидел в компании ребят и мутными глазами следил, как ближайший друг разливает в граненые стаканы водку. В общежитской комнатушке Анина стало совсем душно, так как вскоре подошел Жидкий с тремя девушками, потом еще кто-то ввалился. Воздух был пропитан запахом перегара, сигаретным дымом и потом. Кое-то из собравшихся стремился уединиться со своей дамой сердца в других комнатах, где можно было всласть поговорить и обсудить проблемы личного характера. Анин подошел к Бросикову, который прикуривал у Илюшина сигарету, и шутливо посоветовал обратить внимание на Нину, полноватую девушку с тонкими каштановыми волосами, которые она собирала в некрасивый хвост. Ее круглое лицо выражало смесь нерешительности и ограниченности, это читалось в карих глазах и всей нескладной фигуре. Анина некоторое время увлекала влюбленность Нины в него, поскольку непримечательная внешность и нищенское существование не позволяли ему соответствовать образу крутого парня, каковым, например, был Илюшин, к нему девушки стаями вешались на шею. Анин позволил себе некоторое время сыграть роль ухажера, провожая ее домой в поселок Северный, и несколько раз чмокая в темноте. Однако такого поглаживания его мужского самолюбия было явно недостаточно, тем более что Нина совсем не походила красавицу. Избавиться от ее навязчивого внимания он пока не мог и не очень сильно старался это сделать.

- Я лучше золото с нее сниму, - хищно улыбнулся Илюшин, кивая на украшения Нины - серьги и цепочку с кулоном.  Он отпустил какую-то сальную шуточку в ее адрес. Анин настороженно слушал, его ноздри жадно втягивали аромат будущей драмы.                                

Дверь неожиданно открылась, отвлекая меня от размышлений. Рыжеволосый охранник ввел худощавого юношу небольшого роста в изношенной спортивной форме. На вид ему можно было дать лет 15-16. На бледном лице резко выделялись щелочки черных глаз, темные волосы были всколочены. Он бросил острый взгляд на меня, инспектируя предполагаемый статус и степень опасности незапланированной ситуации для него. Все это мгновенно промелькнуло на лице, и тут же глаза его потухли, голова опустилась. Конвоир усадил Анина на неудобный стульчик и приковал левую руку к столу, предупредив меня, что желательно до обеда завершить работу. Анин нервно дернулся, браслет слабо звякнул. Он наклонился вперед, чтобы удобнее расположить прикованную руку, которая свисала с краев стола и могла в дальнейшем причинить сильные неудобства болевыми ощущениями в зажатых мышцах. Он несколько раз поменял положение, но особых успехов не добился.     

Я представился и кратко изложил цель своего визита, акцентируя внимание на том, что он своим содействием может помочь не только следствию, но и самому себе. Мой монолог он воспринял совершенно равнодушно и лишь слабо кивнул.

Анин работал сосредоточенно, с увлечением,  нетерпеливо перескакивая с одного задания на другое. Его высокие интеллектуальные показатели развития поражали меня. Вопросы, касающиеся поведения и различных сторон его личности, он скептически выслушивал и всем своим видом демонстрировал скуку и презрение к бесполезной процедуре исследования, моему плохо скрытому намерению выудить из него как можно больше необходимой информации. Это был чрезвычайно умный и хитрый противник. Я постоянно ощущал, как он жесточайшим образом контролирует каждое свое слово, жест, поведение. Он было пытался блеснуть эрудицией и поставить меня на место давлением своего интеллекта, и здесь я вовремя успел спрогнозировать его действия, в результате чего пресек всякую возможность вовлечения моей беспристрастности в состояние жалости, стыда, сострадания к безвинно обвиненному государством. Анин вдруг прекратил работать, молча уставившись в окно.

- Устали, - спросил я как можно более сочувственно.

- У меня сегодня день рождения, 18 лет, -  отреагировал он и посмотрел на меня.

 Я растерянно поздравил его и запнулся. Дни рождения созданы не для этого места. Выражения жалости к своей участи он не дождался, поэтому взял карандаш и начал внимательно читать задания.       

К обеду работу завершить не удалось, и я сразу предупредил Анина, что навещу его через два дня. Его безразличная реакция на мои слова бесила.  

Напротив следственного изолятора в глубине зеленого двора скрывалось кирпичное здание городской прокуратуры. В вестибюле сидел охранник, у которого я спросил, где мне найти следователя Тунцова. Он махнул рукой на дверь.

- Ну и что ты можешь сказать? - Тунцов открыл сейф, пытаясь что-то найти среди папок.

- Умный человек, - улыбнулся я.

- Умный, не спорю, поэтому так долго изворачивается, - наконец он извлек из сейфа потрепанный блокнот и вручил его мне. - Это плоды творчества нашего сатаниста. Очень любопытные.

Осторожно взяв блокнот, я почувствовал отчетливый запах мочи и заметил на обложке желтоватые разводы. Кончиком пальца пролистал несколько страниц и наткнулся на изображения голов чертей, акулы, еще каких-то страшных рож. Под некоторыми изображениями корявым почерком были нацарапаны комментарии.

- Сошлись две ярости у моей могилы, душа моя славная летит к Сатане... - прочитал я строчку и взглянул на Тунцова.

- Там дальше есть еще кое-что похлеще, - Тунцов тяжело осел на стул. - Этот мальчишка даже в СИЗО не может успокоиться. Я допрашивал его сокамерников, которые рассказывали, как он убеждал их отдаться Сатане, доказывая, что может с ним общаться. А ты говоришь, что дьявольщиной тут не пахнет. Как же тогда это называется?

- На некоторое время придется взять его, - я дотронулся до блокнота. - Может быть, натолкнет на правильное заключение. Так или иначе, эти рисунки и записи помогут мне в беседе с ним.

- Бери, ради бога, - Тунцов поднял свое грузное тело и проводил меня к выходу.

 В течение двух последующих дней я переваривал и анализировал материалы уголовного дела, дела "о сатанистах", как я мысленно назвал его. На фотографии был запечатлен изуродованный труп девушки, который осторожные убийцы засыпали снегом. Согласно судебно-медицинскому заключению на трупе были обнаружены кровоподтеки на шее, которые образовались в результате сдавления, что, в конечном счете, привело к остановке дыхания, асфиксии и послужило причиной смерти. Помимо этого, на теле убитой была обнаружена проникающая колотая рана грудной клетки, множество ран в левом плече, грудной клетки, кровоподтеки, ссадины, ушибленные раны по всему телу. Сглотнув тугой комок в горле, я еще раз посмотрел на посиневшее лицо девушки и бросил папку с уголовным делом на стол. Не приходилось сомневаться, что над ней издевались и убили  не сразу.

Анин учился вместе с Бросиковым и Илюшиным в каком-то кондитерском училище и знал их около двух лет. Учеба связала трех столь непохожих людей, но не настолько, чтобы можно было назвать это дружбой. Не помогали  частые сборы и пьянки в его комнате. Они всегда держали его за лоха, который от глотка пива мог свалиться под стол. Анину отчаянно хотелось изменить положение, но что для этого сделать, как себя вести, он не знал.

В четверг утром я отправился в СИЗО пешком. Хмурые прохожие спешили по своим делам, редкие машины проносились мимо, обгоняя неповоротливые троллейбусы. Длинной улице, казалось, не было конца. На стене старого оранжевого дома болталась вывеска, которая качалась с противным скрипом на ветру. "...тыкова-Щедрина", - с трудом разобрал я.

Солнце лениво поднималось над горизонтом, и холодная ночная влага проникала под кожу, вызывая дрожь. Моя голова болела от переполнявших ее мыслей о том, как правильно построить беседу и вызвать Анина на откровенность.  Я боялся неудачи.        

Когда его привели, он не скрывал удовольствия. Прочитав на моем лице удивление, Анин тонко улыбнулся и заметил, что беседа со мной скрашивает его однообразную нынешнюю жизнь.

- Здесь больше нечем заняться, - он пошевелил скованной рукой. - Сегодня я буду работать с новыми заданиями?

- Нет...мы побеседуем немного, - я подвинул к себе чистый лист бумаги и попросил его рассказать кое-что из своей биографии.       

- Что именно рассказывать?

- Когда вы родились, где, сколько человек в семье.... - я остановился.

Ему стало скучно, потому что эта процедура начала невыносимо походить на обыкновенный допрос. Тусклым голосом он сообщил сведения, которые столько раз повторял на допросах, что выучил их наизусть. Речь его текла монотонно, словно он читал молитву. Подобный прием я часто использовал для усыпления бдительности собеседника. Механическая процедура должна была разрушить защитные барьеры, обойти звериную осторожность и контроль сознания. Пускай расслабится и читает свой вызубренный монолог.     

Он родился и рос в нищете. Мать подрабатывала на государственной конюшне сторожем, а отец пил и частенько поколачивал его. Несмотря на это, учился он неплохо, пожирал запоем фантастику, детективы, сказки. Его беспокойному честолюбивому уму требовалась работа, энергия деятельности. Однако события окружающей убогой жизни душили любую попытку отыскать себя в этом дурацком бесконтрольном мире. Он хотел найти себя умным, внушающим уважение, вызывающим трепет и поклонение своей неповторимой уникальностью и своеобразием. Это была фантастическая мечта, и больше всего Анина раздражало четкое сознание ее неосуществимости в условиях "обрыдлой" повседневности и хронической нехватки денег. Тогда он придумал свой мир, мир рыцарских турниров и благородных поединков.

- Я сам мастерил деревянные ножи и мечи. С друзьями выбирал какое-нибудь историческое событие, например, Ледовое побоище, Куликовскую битву, и разыгрывал его, - он замолчал, погрузившись в воспоминания. - Это называется ролевой игрой.

- Какие роли тебе приходилось исполнять?

- Разные. Больше всего нравилось играть солдата, потому что его роль позволяла принимать непосредственное участие в драке. Игры давали мне разрядку энергии. Сценарии мы предварительно обсуждали, а уже потом импровизировали на ходу. Для их основы я использовал сюжеты из сказок и "фэнтези".

- А Илюшин с Бросиковым участвовали в этих сражениях?

Анин усмехнулся:

- Они считали это ребячеством...Потом я познакомился с Андре, который пригласил меня и моих друзей в свой клуб ролевой игры. Ему 40 лет, но мы этого даже не чувствовали. Он так внимательно относился к каждому из нас, помогал, подсказывал....Я уважаю его до сих пор.

Тайна и астрологическая магия сказок притягивали его возможностью контролировать и управлять чужими жизнями, возможностью, о которой он так страстно мечтал.  В компаниях он часто окружал себя ореолом толкователя мистических знаков. Правильная речь и начитанность завораживали слушающих, нередко вызывали уважение впечатлением "ума и продвинутости".   

- Скуки ради я гадал ребятам на картах о будущих событиях в их жизни. В 75 % случаев я не ошибался. Зная об их привычках и пристрастиях, распорядке дня, нетрудно было угадать, чем они займутся на следующий. Кажется, они верили, что я могу предсказывать события и общаться с потусторонними силами. С Бросиковым пробовал даже проводить спиритические сеансы.  Принес зеркала, свечи, посадил его рядом, - он не скрывал презрения и улыбнулся, - сжег две-три бумажки перед его глазами.        

- И что, он вам поверил? - с интересом спросил я.

- Не знаю...наверное, не поверил.

- Правда ли, что вы притворясь инопланетянином, пообещали Бросикову подарить город на своей планете?

- Тогда он вроде бы поддался, - сказал Анин с наслаждением. - Я обещал назначить его мэром большого города.  

- С какой целью вы делали все это? - задавая вопрос, я не надеялся на его откровенность.

Он пожал плечами и не ответил.

- Сколько животных вы убили на самом деле?

- Ах это, - он махнул рукой и иронически растянул тонкие губы. - Темные силы нынче в моде, вот я и просил друзей рассказывать всем, что я "порезал" много кошек и собак, чтобы произвести впечатление жестокого и таинственного человека. Прирезал всего-то пару кошек...

- А лошадь, которую никто не осмеливался убить кроме вас?

- Смешно... когда я подошел к ней с ножом, она уже сдохла. Не скажу, будто приятно было делать это, но и отвращения я не испытывал. После этого случая обо мне стали распускать разные слухи...

- Вы сами считаете, что можете общаться с Сатаной?

- Только "шизик" может так думать, - спокойно ответил он, бросив на меня снисходительный взгляд.      

- Расскажите поподробнее о дне, когда была убита Нина.

Он на какое-то мгновение растерялся, схватил карандаш со стола и стал нервно вертеть его в руках. Весь налет презрительного высокомерия слетел с него, голова опустилась. Он избегал моего взгляда.

- Я уже рассказывал...пришли ребята, мы немного посидели, поболтали. Потом подошли Бросиков с Илюшиным, принесли водку и закуску. Все выпили, кроме меня.

- Почему вы отказались?

- Ненавижу алкоголь и табак. После пива меня сразу клонит в сон, тошнит. Только ради поддержания компании и своего авторитета я иногда пил с друзьями.

- Что случилось потом?

- Когда Илюшин с Бросиковым курили на кухне, я подошел к ним и шутки ради предложил приударить за Ниной. Хотелось пристроить девочку, ведь у нее не было своего парня, - он самодовольно распрямил плечи. - Илюшка сказал, что хочет снять с нее золото, и если нужно будет, даже убьет ее.  Мне казалось, он шутит. По крайней мере, я не воспринял его слова серьезно. Чуть позже Илюшин попросил у меня оружие для самозащиты. Он знал, что я храню его в ящике стола. Я показал ему самодельные ножи, шпаги, мечи, но их непрезентабельный внешний вид ему не понравился, и он выбрал шило. Вскоре ребята стали расходится. Жидкий пошел провожать девчат, а Нина осталась одна. Тогда у меня возникла мысль попросить Илюшина проводить ее, так как она жила очень далеко, а на улице было темно, опасно.  Нина немного перебрала и качалась.  На следующий день я узнал, что ее убили. Ребята сами приехали ко мне и все рассказали.

- Бросиков утверждает, что вы подстрекали Илюшина на убийство, говоря, что он таким образом сольется кровью с Сатаной, а Бросикова просили во всем помогать Илюшке пройти через это испытание и присоединиться к вашей дружбе, - я пристально изучал его лицо, которое дышало спокойствием.

- Чепуха. Илюшка не псих, и он не настолько религиозен, чтобы я использовал подобные аргументы для его якобы убеждения. Свои показания ребята изменили под давлением следствия.      

- Как вы можете охарактеризовать Илюшина?

- Нагловатый тип, с ним можно было общаться. Я знал, что он воровал, часто убегал из дома. По характеру очень вспыльчивый человек, одним словом,  "без крыши". Любой пустяк мог его завести, поэтому он часто выяснял отношения в драках. Такому ничего не стоило нарушить закон, - Анин упивался своей осведомленностью и знанием человека.

- А Бросиков?

- Он нравится мне больше... с чувством юмора, свой парень. Всегда идет на поводу у Илюшки, своего мнения не имеет, но с ним мне было  легко и хорошо. Фактически из-за него я терпел Илюшина.

- Вы знали о чувствах  Нины к вам?

- Знал, - я видел, как он насторожился.

- Почему же сами не пошли провожать ее в тот вечер?

- Она мне не нравилась.    

- Вы утверждаете, что ребята наговаривают на вас, пытаясь спасти себя. Объясните тогда следующее. Прекрасно зная характер Илюшина, его жестокость, жажду наживы, вы спокойно дали ему в руки оружие и организовали проводы Нины, фактически отдавая ее в их руки. Вы сами только сейчас сказали, что он без крыши и хладнокровно пойдет на преступление, тем более повод был - золотые украшения. А Бросиков послушно поможет ему, чтобы последний не предпринял.  

- Я думал, они никогда не решатся на такое, ведь у них есть голова на плечах.

- Но вы предполагали?

- Мне казалось, самое большее, на что они решаться, так это снять с нее золотишко, - раздраженно ответил Анин и тут же замолчал, поняв, что выдал себя.

- Следовательно, вы предполагали, что они пойдут на преступление и все-таки сами были инициатором проводов Нины?

Анин молчал,  я немного расслабился и откинулся на спинку стула.

- Расскажите, что произошло на следующий день?

- Мама отправила меня к бабке выкапывать картошку. Они приехали туда и стали рассказывать, как ее убили.

- Какое впечатление они производили?

- Ребята были в восторге, что сделали это...ну, что смогли убить человека. Я посоветовал им обеспечить себе алиби и не приезжать ко мне, чтобы они не попали в круг подозреваемых.

- Вас не удивило, что они именно к вам приехали исповедоваться?

- Нет, - он начал злиться, и это мне было на руку.

Было темно. Илюшин шел впереди, за ним семенила Нина в тяжелой коричневой дубленке, а Бросиков замыкал шествие. Отойдя от государственной конюшни на приличное расстояние, Илюшин внезапно остановился и бросился на девушку. Он нанес ей в спину удары шилом. Нина упала на колени, стала просить не убивать ее. Поборов ее сопротивление, они сняли все ее золотые украшения. Нина плакала, сквозь слезы убеждая, что не донесет на них в милицию, только бы они отпустили ее живой. Но им хотелось почувствовать, что это такое - убийство человека. Илюшин с Бросиковым стали бить ее, наступая ногами на шею, не давая дышать, наступали ногами на горло. Илюшин попытался ударить девушку шилом в лоб, но оно согнулось и переломилось, поэтому он его выбросил. Потом они стали  бить ее ногами по голове и туловищу. Илюшину захотелось пальцами вырвать кадык из ее горла, но его руки соскальзывали, и ничего не получалось. Вскоре Нина затихла. По приказу друга Бросиков пощупал пульс и отрицательно замотал головой.  Оба испытывали небывалый подъем и удивительное спокойствие, как будто выполнили свой обязательный нечеловеческий долг.     

- На следующий день они продали золото на рынке каким-то цыганам и приехали не к кому-нибудь, а именно к вам. По словам Бросикова, вы похвалили их работу, сказав, что испытание они прошли и связаны кровью узами братства.

Илюшка сиял от счастья, рассказывая Анину о своей смелости и хладнокровии, но последний презрительно заметил, что они слишком долго возились с ней. На их месте он действовал бы более профессионально и расправился с Ниной в два счета.

- Вы верующий? - спросил я его неожиданно.

- Раньше не был. Сейчас мне может помочь только Бог, - горечь его слов не вязалась с каменным выражением спокойствия на лице.    

К вечеру я выбрался из СИЗО с чувством, что меня выжали, как лимон. Ничего общего с  сатанизмом убийство, конечно, не имело.  В какой-то момент времени в определенном месте смешались человеческая жадность и стремление к власти, породив чудовищность поведения и нечеловеческую мотивацию поступков убийц, где каждый добивался своей цели: Илюша убивал ради наживы, Бросиков убивал ради друга,  Анин  благословил их на убийство в молитве новой религии  дружбы в Сатане ради власти: "Сольемся кровью с Сатаной". И они, по-видимому, слились в крови этой девушки.   

 

 

[Back to all] [Home]

Mort Esteem Gallery®2000