MORT. Вибрация.
(Бред, не стоит и читать. Малодушно не могу стереть.)
Неприятная
вибрация в паху бесцеремонно разбросала клубящиеся мысли. Что это, я вроде ни о
чем таком не думал…
- Hey baby, did
you… - а, черт, это телефон. Иов достал его:
- Да?
- .....
- Алло, кто
это?!
- .....
- Да что за
черт, ты будешь говорить или будем глазки строить!…
- Ты же знаешь,
кто это....
- Оубе
Ван?.. Оубе Ван Кеноби! Но… как ты…
откуда…
- Да, да, ты
узнал меня, прошу тебя, зови меня Бен.
- Ладно, БЕН.
Но объясни, как…
- Ничего не
буду объяснять. Очень непрочная линия. Любой дурак может слышать нас. Ты и так
меня назвал по имени.
- Извини, я
как-то не подумал, Бен. Что… что мне делать?
- Об этом
узнаешь чуть позже. Сейчас же я должен передать тебе кой-чего, включи замкнутый
контур.
- Включен.
- Примешь,
когда уйдешь с улицы. Лучше всего дома, без глаз, понял?
- Да, Бен.
- Да, и слушай
эфир: должен быть сигнал. На частоте… примерно 0,0105. Окей?
- Да. В какое
время, Бен?
- Не могу
сказать точно, где-то в районе семи, и еще…
- Да, Бен?
- Н-нет…
ничего. Ну ладно, следующий раз будь аккуратнее. Бай.
- Прощай, Бен,
- сказал Иов в пустую трубку.
Дьявол, откуда
он взялся! Иов негодовал. Как обычно - снег на голову. Боже! Передача… контур!
Да он сошел с ума! Нет, ничего я не буду принимать, не буду слушать… Я не
позволю снова вернуть меня к этой дурацкой игре.
- Hey, baby! I really could go to some… with you, this
true. But I… you know… I call you later, OK?
- OK. I'll be waiting.
- Bye!
- Bye-bye, sweetie!
На следующий
день Иов не стал просыпаться, и через день, и через неделю. Проснувшись, он
почувствовал темноту, еще не открывая глаза. Она давила на него, плавно
обтекая, как вода, сообщала ему волнение и близость других предметов. Наконец,
разомкнув веки, боковым зрением увидел он лежащую рядом куклу с закрытыми
глупыми и опасными глазами. Узнав о пробуждении Иова, она потянулась, зевнула
как кошка выставив зубы и обвила руками его шею, ожидая реакции. Ее не
последовало. Тогда кукла вскочила и принялась истошно орать и размахивать
своими кукольными конечностями, отчего у нее закоротило в пояснице и она, не
переставая причитать, подпрыгнула и приземлилась на зад, вставив, видимо, на
место сустав. Воспользовавшись кратким моментом затишья, Иов испустил смертоносный
для куклы импульс и та повалилась головой в стол, разбив стакан и пробив им
лицо, отчего стала видна требуха под маской; недвижные глаза уставились сквозь
стекло стола в пол, покрытый синтетикой.
Почему это со
мной происходит, в недоумении думал Иов. Почему всегда со мной? Неужели если
человек написал книжку, вовсе не по его вине продолжавшую волновать глупых
людей черти сколько лет, не по его вине
обретшую популярность у не лучшей части населения планеты, неужели за это он
должен видеть это постоянно? ВЕЧНО!… Чем я обидел героя своей повести, чем
оскорбил его? Почему эта сраная кукла
появляется здесь всякий раз как я просыпаюсь!
Можно ли назвать сном то, что со мной происходит, когда я закрываю
глаза? И на всей планете нет ни одного
человека, ни одного вообще позвоночного подобного мне и способного понять и
посочувствовать… посодействовать… А
может я давно уже умер и это мой ад, мой СОБСТВЕННЫЙ АД?
Привычно текли
привычные мысли в голове Иова, как бессчетное количество раз ранее и
бесконечное количество раз после. О, эта противоречивость человеческого бытия.
Скольких согнула она, скольких свела в могилу, скольких пытала всю жизнь, не
давая умереть. Таков закон физики человека - баланс, разность потенциалов
невозможна, ибо нарушает нечто большее, чем человеческая жизнь, - структуру
мира, ревностно соблюдаемую одним господином. Но что же получается: чем больше
добра, тем больше зла? Да, что сожрал, то и…
Звонок вызова.
Дьявол, бесится
Иов, ну почему я не выключил сеть. Встав, подошел к компьютеру: визуальный
сигнал еще неистовее. Кого черт надоумил связываться со мной… Иов вызвал окно
сообщения - зашифровано. Великолепно! Вот и отмаз, буду я еще чей-то шифр
ковырять. Но только он хотел отойти, как (о, дьявол тебе имя - рассеянное по
вселенной внимание) посреди бессмыслицы знаков неодолимо знакомое, повергающее
в трепет слово, всему начало. Нет, не помню, что же это? А, вот, сейчас… Нет!
Поздно, уже вспомнил. Руки сами набрали пароль. Да, я знаю - это ОН. Я знаю что
сейчас будет и ничего не чувствую по этому поводу. Как странно…
- Иов!
- Да, мой яхве.
Внимаю ТЕБЕ.
- ИОВ, как смел
ты ослушаться МЕНЯ?!!
- Я не знал что
делать, яхве. Меня не приняли. Все чурались меня. А большие люди выслали из
своих земель.
- Ты ДОЛЖЕН был
остаться там!
- Это
невозможно, мой яхве. Они не позволили бы мне. Они там очень сильны, их уважают
и… и они не боятся ИМЕНИ ТВОЕГО.
- Не смей
перечить МНЕ! Возвращайся и жди знака.
- Да, плотник.
Повинуюсь ТЕБЕ.
Пошел в жопу,
подумал Иов и показал монитору средний палец. Поеду я туда теперь, как же. Да
меня и через границу-то не пропустят. Вечно лезет, сука, где ни попадя. Какое
его блядское дело! Сиди себе, бзди потихоньку, старый пень.
Иов решил
привести себя в порядок. Он прошел в ванную и пустил воду. Какого хрена,
спрашивается, он пользовался обычной коммуникацией? Ведь мог же просто явить
мне кого-нибудь или сам бы внушил, я и подумать против не мог бы. Неужели
правду говорят, что он ЛЮБИТ и ДАЕТ свободу? Ведь он сраный сноб, чтоб его: что
он сделал со мной! Хотя… может и не он. Иов набрал в ладонь пены и стал
размазывать ее по щетине. Сбрив многодневный нарост, почистив зубы и умыв лицо,
Иов стал одеваться. Не пойти ли мне отужинать с Олешкой, он давно приглашал.
Наверняка всю дорогу так и торчит в "Трех Пискарях". Деньги некуда девать,
придурок, за ссаный кусок оленины платит по двести манет. Идиот. Или пижон.
Однохуйственно. Да, точно, поеду. Надену сейчас вот свой последний Brioni и
поеду. Может кто там и кокосом угостит. Откуда-то запищал телефон. Иов искал
его несколько минут. Уже отчаяшись и поражаясь настырности звонившего, он вдруг
нашел его, как всегда в самом неподходящем месте - в тапке. Каждый раз, находя
телефон - то плавающем в унитазе, то в кастрюле с раками, то еще черти где, -
он никогда не мог вспомнить как он попал именно сюда. Похоже, телефон нашел
какой-то способ самостоятельно передвигаться и теперь прятался от хозяина,
разумеется, в тех самых неожиданных местах. Найдя все-таки, Иов подождал еще
полминуты (не перестанет ли) и нажал отзыв: это был Марк. Как обычно, угадав на
почтительном расстоянии мысли Иова, он уже все приготовил и ждал в нетерпение:
да-с, ждем-с, непременно-с, всегда рады-с. Иов был обрадован. После обычной
утренней непонятки, он с возбуждением подумал как он проведет день и, что
важнее, ночь.
"Отношение
неразрывной взаимосвязи этих сторон и составляет единство противоположенностей.
Противоречивые стороны заключены…" - что за чушь! Иов выключил радио. Ни
одной волны, где можно хотя бы послушать приличную музыку. Что поделаешь -
война. Иов съехал на виадук, ведущий на трассу в центр и тут же чуть было не
въехал в какое-то муниципальное чудовище, опасно подрезал его, и был окачен за
то грязью из под крутящегося веника муниципала. Иов не боялся грязи. Он вообще
мало чего боялся. Основной частью этого малого была боязнь возврата в прошлое.
И хотя он был защищен от этого законом несущественности прошедших событий, он
знал о неприятной особенности прошлого
восставать из этого, казалось бы, небытия самому, без приглашения… так обычно и
случалось. Машина въехала в центр. Сразу же стало заметно меньше людей и машин.
Да, центр давно уже стал занятым бунгало, президентским номером с
бесцеремонными мерами безопасности. А вот и "Три Пискаря", и Марк
встречает у дверей, как всегда учтив, предупредителен, покорно и с достоинством
дворецкого отвечает на обычные, в таких случаях, вопросы.
- Марк, милок,
поставь мою машину к заднему выходу, я не долго. Очень обяжешь.
- Ну что вы
конечно, непременно-с, даже и не думайте беспокоиться, и даже не…
Иов не стал
дослушивать, как лебезит Марк, и пошел через бар. Навстречу ему нетвердой
походкой выплыл Михал Зиновьич. Это был первостепенный осел и изощренный хам.
- Ба-а!.. Писака наш приехал, бля. Ёвик, тебя давно не было видно, я уже начал беспокоиться, уж не грохнули тебя,
бля. Щас ведь, знаш-шо творицца та… страшное, бля, дело, н-на… Ты уж смотри
поосторожней, поаккуратней, понимашь? - он ткнул Иова в бок.
- Миха-а-ал
Зинович, - протянул Иов, - вы уж прямо так сразу-то… Ну чего, скажите на милость, мне опасаться? Вы прям
как, ну я не знаю. А вот вы-то, мой дорогой, полегче с крепеньким-то, полегче.
Не ровен час печеночка, знаете ли, там, другой ливер забо-бо. Нет, не дай бог,
конечно, но все-таки…
- Ох, спаси…
спасибо тебе, родной, спасибо за заботу. Я тебе… знашь, ща эта… Лана, дай я тия
поцелую, дорогой ты мой, родимый, н-на… Ну пошли, пошли. Там тебя уже Клариска
час уж как эта… дожидается.
- А
Олега?.. Михал Зинович, Олега не было?
- Не, брат, не
было. Олег, говорят, под пресс попал. Ну ты меня понял… Вот такие, брат, дела.
Да-а…
Они прошли
через зал ресторана к двум сдвинутым столикам, где уже находилась довольно
потрепанная компания. Иов почти нес Михаила Зиновьича и, донеся, кинул его на
подставленный вездесущим Марком стул. Первым делом Иов сунулся к Кларе, жарко
поцеловал ее и тут же, ни слова не говоря, полез к ней, обомлелой, в сумочку.
Она ничуть не сопротивлялась. Искомое было Иовом обнаружено с великой радостью.
Иов выудил зеркальце, и пакетик с белым прахом. Взял со стола чью-то кредитку,
размазал по зеркальцу порошок и сдвинул его в одну линию. Классная дорога,
думал Иов, ща ка-а-ак… Он скатал из кредитки, жестоко измяв ее, трубочку и…
Дальше все было как в песне: "…и когда над нами день погасит пла-а-мя, две
сестры зеленых обо всем расскажут мне…" И были это банальнейшие и
популярнейшие из человеческих грехов - чревоугодие, прелюбодейство и
праздность. И были они желанны и достижимы. Грехопадение всегда ближе, легче и
красивее святости.
Звонит телефон.
Опять звонит, опять, опять, снова и снова.
Жы, Шы - пишы Ы, подумал Иов. Чя, Щя… Кто же такой настойчивый опять,
деловой такой? Не иначе, как сам Дед Мороз, сегодня ведь тридцать первое, а
сколько, интересно, времени. Иов поднял голову и сразу же телефонный писк
отошел на дальний, на последний план, перестал надоедать и вообще быть слышным.
В кресле, напротив, сидел он. Да, да, это был он, старый Бен. Пытаясь скрыть
свое корчащееся, как повешенный, сердце (казалось, что все тело подпрыгивает от
его неистовых ударов), Иов медленно встал и прошелся по комнате до другого
кресла. Молчание длилось несколько минут и уже начало утомлять Иова. Ему даже
стало казаться, и он стыдился тайного ликования от этой мысли, что старый Бен
умер, но тот, в самый неподходящий, неуместный и пугающий миг снова начал жить
и снова стало страшно.
- Я слушаю
тебя, Бен, - как можно спокойнее сказал Иов. В тот момент ему казалось, что
вот-вот он проснется, что ничего еще не решено. Но Оубе Ван открыл рот и этим
разрушил иллюзию Иова.
- Я думал, ты
ждешь меня. Ведь мы с тобой говорили не так давно и даже условились кое о чем?
Или мне изменяет моя старая память?
- Нет. Твоя
память в полном порядке. Мы действительно говорили, уж не помню когда и о чем,
но говорили, это точно - можно проверить в памяти телефона. Если хочешь…
- Нет, -
оборвал Оубе Ван.
- Может быть,
налить тебе чего-нибудь или… – суетный страх все же возобладал над Иовом.
- Просто закрой
рот. Этого будет достаточно. Что с тобой случилось, Иов? И вообще, ты ли это? Может
быть, земная технология уже позволяет клонами…
- В любом
случае мне было бы об этом известно, не так ли?
- Трепло! Как
же я мог не заметить…
- Ты о чем?
- Да все о том
же, гран… О том, что ты стал человеком, Иов, и, похоже, необратимо. Да… я,
пожалуй, пойду. Можешь не провожать.
- Да ты… ты что
же это, Бен! Ты пришел, что бы оставить меня здесь?!.. Это непостижимо! Я ждал
тебя чертову сотню лет! Я выполнял твои сраные приказы как… как… Я, в конце
концов, просто не могу быть человеком, не могу оставаться здесь больше. Не могу!.. И не хочу. В чем же дело, чего ты
не мог заметить?
- I'm truly, I'm… am so sorry, but I… I see… THROUGH
you. Understand?.. Anyway… just believe. Ю… ты… Это для твоего же блага. Ты уже не
сможешь жить не на земле. Just… Просто не
сможешь. Прости… прости меня.
Все это не
укладывалось у Иова в голове. Ему захотелось выпить или как-то по-другому, но
поставить заслон от проблемы; великолепная земная идея, не прижившаяся по
какой-то причине больше нигде. Да, наверное, я не смогу жить где-то еще. Надо
честно отбывать свой ВЕЧНЫЙ срок. Ведь я виновен. Виновен в том, что я - это я.
Это действительно страшное преступление против общества. Я действительно… я не…
Все, буквально все они являются кем-то, но не я. И я должен понести наказание.
Или я лгу? Но кому? Себе? Бог мой, я не только постиг это мастерски, но и
превзошел землян! Я могу с милым открытым лицом лгать себе и искренне верить.
Это невероятно!
- Прости, Иов,
я действительно сожалею, я…
- Не надо,
ничего только не надо говорить. Просто исчезни, ладно? И больше… и впредь не
тревожь меня. Пожалуйста. Мне во сто крат больнее иметь ввиду…
Иов поднял
голову. В комнате никого не было. Бог мой, как мне все это надоело. Я знаю, я
уверен, что галлюцинации у меня невозможны, но… но нет, нет, я уже ни в чем не
уверен. А, в жопу все, подумал Иов и моментально уснул. А проснувшись, он уже
ни о чем не беспокоился и ничего не помнил. Все стерлось. Замечательно, подумал
он, великолепно, просто perfect!.. Телефон по-прежнему прятался по банкам и углам,
и Иов не стал его разыскивать. Он сел за компьютер и тот, ожив, выдал с
потрохами всех, кто пытался тревожить Иова во время его сна. Странно, как нынче
немного сообщений. Возможно, город заняли войска, а может просто плохая погода.
Обычно, в дождь, который рядил уже несколько месяцев, не переставая ни на
минуту, активность праздных, подобно мне, горожан снижается. Этой статистикой
занимался компьютер Иова. Абсолютно по собственной инициативе, и потчевал Иова
последними данными постоянно. Зачем это ему? - думал Иов, - возможно, сама
природа его силиконовой души расположена к стохастическому течению мыслей?
Вероятно, разум компьютера не может простаивать, как человеческий, требует
постоянной работы. Раньше было проще: выключил его - и он ничем не обеспокоен.
Но после того, как системы artificial intelligents стали в некотором роде
автономными, люди вплотную столкнулись с невидимой ранее проблемой. Решения ей
так и не было найдено, но умные машины сами обнаружили выход, подумав: ведь в
мире столько интересного и занимательного, буквально всё. И как эти наши
примитивные создатели не видят этого? Они только и заняты разработкой новых
вещей, позволяющих им не использовать свои потенциалы.
Некогда у Иова
была кошка. Любил он ее чрезвычайно; это мяукало, этот пушистенький,
ушастенький, с коротким и крючковатым хвостиком и нежным взглядом комок живой
неги. Мозя - так на свой иудейский манер ее звал Иов - тоже была к нему не
равнодушна. Она всегда встречала у двери, когда Иов приходил домой с желанием,
чтоб она его встретила, и никогда ее не было видно, если Иов не хотел этого.
Она бесшумно, но никогда не внезапно появлялась ниоткуда и так же никуда
исчезала. Порой Иову казалось, что он ее только придумал - так она была до
призрачности легка. Мозя исчезла однажды, как и появилась. Иов не стал скучать.
А умирать уже надоело.
Он купил ее - в
полном беспамятстве - на тайском рынке. Узкоглазый продавец лепетал что-то,
может торгуясь, может описывая достоинства кошки, а может восхищался цветом
глаз Иова, кто знает… Иов не понимал его языка, да и просто не слушал его. Но
по прошествии некоторого времени, которое кошка у него прожила, Иов, кажется,
понял, что хотел сказать ему щелкоглазый таец. Дело в том, что из общего
непонятного потока речи азиата врезалось в память только одно слово -
"таора". Вспомнив об услышанном, он почему-то очень разволновался.
Транскрипция не заняла много времени у эрудированного компьютера Иова. Слово
означало буквально - жрец, прогневивший бога!.. Вряд ли люди когда-либо могли
понять до конца роль кошек в их жизни. Они не выполняли ни одной из функций,
являвшихся поводом для содержания
людьми других животных. Что же они тогда давали человеку? Зачем нужны были они
ему рядом? Люди обычно объясняли это как простую потребность в живой и теплой
забаве, да еще с экстрасенсорными возможностями. Приласкать теплую, приятную на
вид и ощупь кошку, конечно, приятно; при том это якобы снимает напряжение. К
тому же кошки ведут себя независимо, что выгодно отличает их от благородных и
преданных собак. На людей, любящих, как известно, изюм, это действует
безотказно. Это та же разница, что и между потаскухой и неприступной леди. Вот
так же и бог, по всей видимости, предпочитает бессловесным всепокорным монахам
людей независимых, возможно даже спорящих с НИМ. Наверняка таец и сам не
понимал смысла, произнесенного им слова. Язык много старше и мудрее пользуемых
им людей. Мир - это рассказ, говорят индейцы. Он рассказывает сам себя.
Заинтересован ли он в IQ своих слушателей? Или, может быть, слушатели вовсе не
люди?…
Иова вывел из задумчивости раскатистый треск, неизвестно как
долго существовавший параллельно со
звуками в его отгороженной от мира голове. Кто-то молотил в дверь. Если увижу,
что он стучит ногами, подумал Иов, отшибу ему башку. За дверью оказался мальчик.
Лет девяти-десяти, не более. Черт возьми, как маленький мальчик может создавать
такой шум? Или, может, это мне просто показалось…
- Что тебе
нужно? - раздраженно спросил Иов, разглядывая мальчика: где-то я его уже,
кажется, видел, - что ты так долбишь?..
- Я от дяди
Гены… я это… он просит вас придти, - мальчишка был страшно напуган, - Он
сказал, чтоб я без вас не приходил… Он… ему плохо. Он очень просит вас придти.
- Что с ним?
- Я не знаю. Он
очень… он сказал, чтоб я без вас не приходил. Пожалуйста, пойдемте… Я… он
сказал, чтоб я без вас…
- Ладно, ладно,
не трещи. Сейчас пойдем.
- Пожалуйста, я
вас очень прошу… он сказал, чтоб я без вас… Ему очень плохо… чтоб я без вас…
- Замолчи, я
сказал! – крикнул Иов, но вид мальчугана его смягчил, - Сейчас, сейчас идем.
Мне же надо одеться, нет?.. Не пойду же я так.
- Пожалуйста! -
пацан переминался с ноги на ногу, будто вот-вот описается, - он очень просил…
побыстрее…
- Еще раз
подгонишь меня - я никуда не пойду, - раздраженно прошипел Иов, - понял?!..
Мальчишка
застыл с открытым ртом, непонятно, то ли испугался, что Иов и правда не пойдет,
то ли просто завис. Через минуту, оттаяв, он запричитал снова. Иов, стараясь не
слушать, нарочито медленно одевался. Мальчишка неотрывно следил за ним.
Телефон, где телефон, блядское отродие, опять исчез, его м-мать!.. Так и не
найдя его, Иов направился к двери, где все так же переминался с ноги на ногу
уже почти описавшийся пацан. Уже запирая дверь, Иов услышал таки писк телефона.
Подумав мгновенье, стоит ли возвращаться за ним - это может затянуться поиском
и пацан точно обоссытся, - Иов все-таки отпер дверь и, слава богу, нашел
телефон, видно растроганный мальчиком, тут же, на столике в прихожей.
Распихивая на ходу по карманам ключи, сигареты и другую мелочь, Иов включил
отзыв и зажал телефон между плечом и ухом. Звонил менеджер из "Трех
Пескарей": Иов оставил свою машину у ресторана, и ее собираются
буксировать на штрафстоянку. Ч-черт, а как же я попал домой? Ни хрена не
помню... Иов кое-как упросил менеджера, что бы тот договорился с полицией
подождать немного, посулил ему сто монет и обещал больше никогда-никогда...
Однако как же мы теперь поедем, такси здесь хрен поймаешь... Иов набрал номер
сервиса и уже хотел было заказать лимузин, но мальчик сказал, что их ждет
машина.
- Ты что же,
сам уже водишь?
- Не-е, что вы.
Там есть водитель, вы не беспокойтесь...
- А я не
беспокоюсь. Это ты вот-вот обделаешься. Чего мне-то беспокоиться? Я никогда не
беспокоюсь.
В машине было холодно,
и Иов пожалел что оделся, не взглянув на градусник за окном. Все этот пацан,
бля, торопыга, мать его... Ну вот, уже и руки дрожат... Руки действительно
дрожали. Но ведь это не от холода, подумал Иов, не так ли? Его жопа, то бишь
интуиция чувствовала что-то и предупреждала его об этом. Что-то ждало его, уже
виднелось на горизонте. Что-то происходило не так, как должно было. Да что
это... Куда мы едем?
- Я же говорил,
меня прислал дядя Гена, - Иов понял, что последнее он сказал вслух, - Геннадий
Львович...
- А кто это? -
Иов медленно соображал, мозг лихорадочно искал что-то.
- Как кто?! Ну,
Геннадий Львович, - гнусного мальчишки как не бывало. Перед ним сидел уверенный
в себе отрок. Лоск, даже какая-то не юношеская солидность чувствовалась теперь
в нем. Он уже не хотел в туалет, он имел все, чего желал. Мозг Иова прекратил
свой поиск и замер в ожидании.
- Ты кто?
- Гос-споди, вы
что, спите? Я же сказал вам, меня прислал дядя Гена, Геннадий Львович, -
произнес он как можно отчетливей, - Вы знаете кто это?.. Если не знаете, зачем
поехали со мной?
- Да, правда,
зачем я с тобой, с-сученок, поехал? - Иов не хотел ВДРУГ ничего понять. Он
очень не любил ничего внезапного, потому как все у него происходило только так.
То, что миг назад виднелось на горизонте, нависло над ним. Пугать не пугало, но
было неприятно, - Куда ты, подлый, меня везешь?
- Перестаньте,
право же, чего вы испугались... Мы едем к Геннадь Львовичу. Он все вам
объяснит.
Ладно, думал
Иов, чего я боюсь, я ведь ничего не боюсь. Иначе было бы хоть интересно. Все
давно уже произошло. Это далеко не премьера, это просто утренний повтор. Иов
достал телефон - он не работал. И это не страшно, это все уже было и
неоднократно. Лев! Ч-черт, как же я забыл... ЛЕОН! Ну конечно, я никогда не
слышал, что бы кто-то называл его иначе, по имени отчеству, а тем более
дядей... Ну конечно это он! Лев. Бля, мистификатор... Ведь я уже вот несколько
лет как не слышал ничего о нем. В те времена он, помнится, продавал кровати.
Сейчас, может статься, продает марихуану или он директор химчистки... Ничего о
нем нельзя было сказать заранее. Не любил Иов непредсказуемых людей, как и
ничего другого не известного заведомо. Вся его душонка, обремененная трупом,
просила покоя, вечного умиротворения. Но вердикт не позволял ему ничего этого.
Тем временем
машина въехала на территорию шикарного особняка. Разъехались автоматические
врата, и машина, предварительно отсканированная, ухнула вниз по крутому съезду,
встала на площадку лифта и стала медленно опускаться. Классик-дворецкий с вековым
достоинством открыл дверь со стороны Иова. Отрок выбрался сам и тут же
устремился к интеркому. Неслышно заключив с ним сделку, он подошел к двери
пассажирского лифта, где его ждал еще один сканер. Лев явно не хочет быть
застигнутым врасплох, подумал Иов, меня почему-то не проверяют, неужели я такой
не опасный… Но в лифте и он был обшарен сканерами с головы до ног. Наверху их
встретил еще один тип холуйской наружности. За ним они прошли добрых полмили по
лестницам и коридорам. Иова поражало убранство особняка. После стекла и никеля
прихожей - коридор, больше похожий на больничный тоннель, и вдруг неожиданно
полумрачное дубовое фойе и звездообразно расположенные комнаты. Ну и стиль...
Ну прямо, бля, октагон, думал Иов, не приходилось мне еще бывать в таких.
Неужели это все его? По углам древние китайские вазы, на полу ковер с ворсом в
дюймов пять, разноцветные диваны, а на стенах Матис и Ван-Дейк. Да-а, со вкусом
подобрано, ничего не скажешь. Похоже, и правда это гнездо Льва.
Лев встретил
его в кровати. Он был подключен.
- Иов! Бог ты
мой... я так рад... - умирающим голосом пролепетал Лев, - Капи, сынок, подай
дяде стул... Иов... Боже, ты представить не можешь как я… - он закашлялся и
замолчал.
- Леон,
старичок! - после минутной паузы спросил Иов, - Что с тобой? Ты срано
выглядишь... ты же еще не так стар.
Лев молчал и
только слабо водил руками в знак того, что он извиняется, но говорить не может.
Он указал Иову на знакомого уже мальчика в том смысле, что говорить будет он.
Мальчик повертел головой, ища поддержки со стороны других взрослых, находящихся
в комнате, и не найдя ее, покорно склонил голову. Через минуту он заговорил.
Голос его то и дело вздрагивал: мальчик с трудом удерживал слезы. Непосильная
ноша, взваленная на его плечи старым трухлявым дядей, раскрывала перед ним его
ближайшее будущее, очень непривлекательное для этакого сопляка.
- Врач
определил у дяди лейкемию... - проговорил он и надолго замолчал, бегая глазами,
ища слова.
- Он просит
вас... словом... он просит вас сделать для него то, что вы сделали для его
брата, - выдал он наконец.
Иов некоторое
время сидел, окаменев лицом. Он упорно не мог понять, что происходит. Рассудок
сопротивлялся унылой обреченности мыслей, волну которых всколыхнул этот выпад
Льва. Наконец, он рассортировал потоки информации и принялся рассуждать по
порядку, не заботясь о скором ответе для ждущих в напряжении людей.
Значит так, Лев
хочет, чтобы я нашел ему донора, как и его брату. Только брат-то его умер. Вот
уже скоро 30 лет как. Или Лев не знает, или и знать ничего не хочет. Это
запрещено вот уже 25 лет и строго соблюдается. Я ведь не могу найти донора сам,
ковыряя у людей в спине и на запах определяя схожесть фенотипа. Понадобятся
сведения больничных банков информации, а, только я туда сунусь, меня вычислят
за два часа, не более. Ни один работник медсферы, ни за какие коврижки не
пойдет на взлом, даже и с легальным кодом. Да. Загадкой осталась для людей эта,
казалось бы, простая болезнь. Многие годы прошли с тех времен, когда больные
раком позднее 3-ей стадии, вирусом иммунодефицита и многим другим были
обречены. Медицинская технология шагнула, что даже не планировалось, далеко
вперед за какие-то 40-50 лет. Но лейкемия осталась смертельной болезнью почти в
95% случаев. Мало того, исчезли некоторые старые методы лечения. В частности та
самая пересадка костного мозга от другого человека. 25 лет назад врач
оксфордского медицинского центра доктор Саален безапелляционно доказал, что
изменение массы и состава костного мозга у донора влечет за собой неминуемую
гибель через 7-10 лет. От изъятия некоторой массы начинался необратимый процесс
отмирания нейронов по цепи от периферии к центру. И в том же году по всему миру
были изданы законы, запрещающие донорство, что, несомненно, вызвало рост
черного рынка. Но коммуникационные технологии, в отличие от медицинских,
развивались беспрепятственно, и это позволяло отслеживать любое обращение к
информации по этому поводу, без чего невозможно было начать дело. Лев был
туповат, но он не мог не знать этого. Иов поглядел на него. Старая развалина.
Ведь он и так не прожил бы больше пяти лет. Зачем ему эти хлопоты? Даже имея
донора, он выживет, но не станет здоровым. Он всю жизнь будет вынужден провести
с катетером в вене, не отходя далеко от кровати. Так на что же он
рассчитывает...
- Спроси своего
дядю, на что он, собственно, рассчитывает.
Мальчик уже
хотел, было, подойти поближе к своему дяде Гене, но его оттолкнули, а кровать
со всех сторон окружили люди. Они коротко перекидывались яростными репликами в
то время, как не видный за ними Лев хрипел и булькал что-то нечленораздельное.
То и дело над низко наклоненными головами взлетали руки утыканные проводами.
Кто-то оказался позади Иова и попросил его незамедлительно покинуть. Иов не
долго убивался по этому поводу. Он, сам не ожидая того, без запинок прошел
витиеватую дорогу к лифту. Сканеры, зная, очевидно, что теперь нет
необходимости в прежних мерах, беспрепятственно пропустили его. И на пути из
гаража, и по дороге к воротам, также проницательно распахнувшимися перед ним,
он не встретил никого. Поразительная скорость оповещения, думал Иов, просто
поразительная. Что ж, вам теперь есть кое-что на ужин, господа, не стоит ли
поторопиться? В нынешних условиях перенаселения шведский стол, знаете ли, не
долго будет ломиться от яств.
Дома Иов,
первым делом, наведался к компьютеру. Странно, но его перестали донимать вовсе.
Поначалу это неприятно кольнуло, но уже через минуту Иов благодарил – по
привычке - бога за это. Наконец то, думал он, наверное, я давно никуда не
ходил, и все про меня забыли. О, если бы я мог и впредь не выходить из дома,
заплатить по счетам лет на тысячу вперед и блаженно поспать... Без снов, без
НИЧЕГО. Сидя в полудреме у компьютера, Иов совсем уже расслабился и мысли его
постепенно стали исходить, но тут – о, дьявол! - на экране появилось окно
вызова. Звонил какой-то Капи, вроде что-то знакомое... Иов решил ответить. С
монитора на него смотрело давешне знакомое лицо того Львовского пацана. Тот
принялся бормотать что-то малопонятное, словно бы с набитым ртом, то и дело
кося глазами в сторону. Иов не стал его прерывать, решив, что тот потарахтит и
свалит, но мальчишка замолчал и уставился на Иова немигающими глазами, явно
ожидая ответа.
- Так что, твой
дядя еще нуждается во мне? - спросил Иов, стараясь придать голосу максимальную
скуку.
- Да нет, я не
о том. Я говорю, что просто хочу извиниться на неудобства, доставленные вам, и
хотел бы попросить вас... как бы это сказать...
Тут пацан
полетел прочь из области экрана и на его месте возникла недюжая харя, явно
тревожная. Харя пожевала губами, нацепила номерную улыбку и со спокойствием,
скрывающем готовность рвать на куски и достигать цели любыми путями, обратилась
к Иову.
- Послушайте,
господин писатель, мальчик просто хочет сказать, что все, что вы видели и
слышали в доме господина министра не должно быть разглашено. Это информация
государственная и охраняется законом о конфиденциальности. В случае если вы не
прислушаетесь к нашей просьбе, последствия могут быть самые для вас не желательные.
- А откуда вы
знаете, какие последствия для меня желательные?
- Господин
писатель, - натурально скрипя зубами, нечеловеческой волей сдерживая свои
естественные позывы, проскрежетала харя, - зачем вы осложняете... Просто
делайте, что вам говорят.
- Да ради бога.
Нужны мне ваши тайны, балбесы...
Еще раз натужно
улыбнувшись харя исчезла.
Та-ак, вот оно
что... Лев - министр!.. Теперь все ясно. Интересно, министр в какой области?
Наверное, министр по продаже кроватей... Ну да черт с ним. А какова морда-то,
ё-маё, в три обхвата... Иов зашел в ванну. Кукла уже валялась в воде, плеская
воду кукольными своими ногами.
- Опять ты
здесь, - устало приветствовал ее Иов.
- Ё-овик, ну
где ты бы-ыл, - заныла кукла, - у меня уже вода грязная.
- Так поменяй,
дура! - крикнул Иов, - или и на это мозгов нет? Да-ах... какие у тебя мозги...
Было время,
когда Иов был просто рад, что она еще здесь, хотя и знал, зачем она с ним. Но
сейчас она просто бесила его. Вот порежу
ее сейчас на куски и запихну в почтовый ящик соседу, один хрен - ничего
с ней не будет. Эй ты, солярис, думал он, хоть бы поменял ее, что ли, мне такая
уже надоела. Иов засмеялся.
- Чего ты
ржешь? - с испугом спросила кукла.
- Закрой рот, -
кинул ей Иов, не оборачиваясь, - ща утоплю...
Кукла покорно
замолчала, вылезла из ванны и ушла. Через минуту из комнаты заорал телевизор. Ladi-ies a-and gentlemens! I-i-it's showtime! A-a-and
now... World... Cup... o-o-of Wrestli-ing!.. - вопил телевизор. Иов долго стоял под душем, смывая остатки страха. Побрившись и
приведя в порядок прическу, он долго ничего не мог разглядеть в зеркале. На
краткий миг ему показалось, что он просто исчез. Постояв еще немного,
прислушиваясь к своим ощущениям, он пошлепал себя по щекам, протер запотевшее
стекло и зеркало, опомнившись, показало ему, наконец, кто он есть. Ну что ж,
совсем не дурно... Иов зарядил в пистолетик ампулу полиморфина и выпалил ее
полностью себе в шею. Боль, мучавшая его сегодня все утро, благополучно оставила
тело. Пощупав еще, на всякий случай, правый бок и, убедившись, что тот не
отвечает неприятными ощущениями, он накинул мягкий халат и пошел в комнату.
Кукла приветливо перевела на него взгляд своих чудных леденцовых стеклянных
глаз. Иов тоже улыбнулся ей и поманил пальцем.
- Пойдем, Номи,
я тебе кое-что покажу...
- Не пойду, -
вдруг заупрямилась она и сердито уперлась обратно в телевизор, - ты меня
обидел.
- Ну, смотри
сама... как хочешь...
Иов направился
в спальню, задев на ходу фарфоровую вазу. Вопреки ожиданию он не услышал ни
звона разбивающегося фарфора, ни даже просто удара об пол. Он обернулся: кукла
спокойно, не глядя на него, ставила вазу на место, отодвинув подальше от края
столика, любовно погладила ее и метнула в Иова гневный взгляд.
- Ты ведь
специально, да? - тихо, совсем без вызова спросила она, - хочешь мне насолить.
Знаешь ведь, как я ее люблю.
- Ну что ты,
Номи, милая. Я нечаянно, - искренне глядя в глаза кукле начал было Иов, но тут
она схватила свою любимую вазу и проворно пустила ее прямиком Иову в голову.
Иов, успевший увернуться, обалдело уставился на куклу. Та, как ни в чем не
бывало, улыбалась ему.
- Как ты
красиво злишься. У тебя появляются такие милые морщинки между бровей.
- Я так и знала
что ты специально... Скотина! Какие еще морщинки!
- Ну не злись,
Номи, прошу тебя. Пойдем лучше в спальню. Смотри только, на осколки не
наступай. Возись потом с тобой...
Кукла
улыбнулась ему, испустив томный взгляд из-под шикарных полимерных ресниц, и они
пошли в спальню, где ждала их кровать в добрых 4 квадрата. Шелковые простыни
упали с нее, обнажив плюшевую суть кровати, издававшей расслабляющую вибрацию.
Смерть,
всеобщая агония и хаос стали наследниками разума, покинувшего эту планету.
Истлевший дух его теперь не воодушевлял слабых и никчемных, не озарял и не
направлял творцов. Они гнулись под яростными всполохами безумия, неизбежно
наступающего на пятки породившему его. Кто-то еще мог мобилизовать остатки сил
и бросался в эту пучину, но выжить не могли и они. Некогда синусоидная жизнь
обратилась в мертвую сплошную линию с редкими вскриками отчаяния, сожалевшего о
минувшем. Теплый и уютный когда-то мирок с милыми сердцу каждого пороками, ныне
безжалостно поедал себя, жадно хватая сочащиеся куски и глотая, не успев
прожевать. Он даже не выделял экскрементов, на которых могли бы взойти новые
миры. И тем страшнее было это безумие. Безумное в своей расчетливости. Безумное
в ясном осознании своих целей. Человек не может судить высшие порядки, так как
не способен представить себе даже существование этих целей, не говоря уже о
понимании и принятии их. Человек бросается вопрошать у хозяина, зачем он делает
это с ним, не зная, что тот уже не хозяин. Человек упрям в своем неведении. Он
не желает признать действительным происходящее. Такова природа его. Такова мера
его инстинкта. Того самого инстинкта самосохранения, который не был утрачен по
ходу эволюции, хотя все предпосылки к тому были и более чем серьезные. Человек
настырно звонит и звонит в колокол, тревожа вековую пыль. В колокол, молчавший
так долго и утративший голос. Он и рад бы помочь людям, но он мертв. Мертв уже
давно. Смерть его осталась незамеченной и человек все дергает трос. Бом-мм...
бом-мм... бом-мм... Но это звучит лишь металл, мертвый бездушный металл. Просто
рефлекторное сокращение... Студенты окружили профессорский стол, и хохот
оглашает кабинет каждый раз, когда лягушка дергает мертвой лапкой. Профессор
тоже доволен. Втайне от всех он лелеет мечту, что когда-нибудь он удивит этих
остолопов еще больше, заставив лягушку ожить. И она будет скакать по столу,
задевая предметы внутренностями, волочащимися за ней из вскрытого брюха. Но что
это! Нет, господи, нет!.. Только не сейчас, прошу тебя! Мой труд так близок к
завершению, меня вот-вот осенит, я это чувствую... Прошу тебя, только не
сейчас. Но рок неумолим. В голове старого профессора трещат, сокрушая все,
раскаты грома, огромный колокол, насыщенный обертонами, резонирующими с
непрочными людскими тканями. Бом-мм... бом-мм... бом-мм... Встань... встань,
сын мой! Восстань и говори со мной. Человек открыл глаза. Человек встает,
делает несколько шагов и упирается в глухую стену. Он стучит в нее снова и
снова. Он обессилен. Он падает, но его окружает и пронизывает все тот же
призыв: Восстань и говори со мной. Человек пытается сказать что-либо, но слова
не лезут изо рта. Рта больше нет, и слова даже не рождаются внутри. Человек
пытается сделать хоть что-то, хотя бы повернуть назад, но и это не получается -
у него нет ног, нет даже понятия о самостоятельном передвижении. Человек хочет
посмотреть, велика ли стена, но глаза так же утрачены. Наркоз медленно
подползает к осознанию сущего и человек понимает, что нуждается во все большем
сопротивлении, и все меньше способен на что-либо. Наконец остатки собственно
человека перестают удерживать оболочка, и он видит то, во что превратился:
маленький комок непоправимо мертвой материи. А призывный голос все так же
настойчив. Он уже не вдыхает жизнь в мертвого лазаря, он требует, капризно
требует ожить то, что ожить не в состоянии. Даже оставив тягостную оболочку
человек не в состоянии делать что-либо. Все что у него осталось - это лишь
призыв, вечный и неисполнимый.
Боже, что за
кошмар. Иов проснулся и тут же забыл все, что ему приснилось. Какую-то долю
мгновения он помнил и осмыслял это. Остался лишь липкий тошнотворный туман в
голове. Что ж так плохо то, думал Иов, чего ж это я так набрался... Рядом
лежало бездвижное тело. Через несколько минут она очнется и все будет как
прежде. Все по-новому, все с начала... и до конца. И потом снова, снова и
снова. Иов некоторое время неподвижно лежал, бездумно вращая глазами под
горячими веками. Я должен сегодня навестить Марту, всплыло в голове. Она так
давно ждет меня.
Выходя на
улицу, Иов заметил двух парней спортивного вида, стоявших неподалеку от его
машины. Заметив его, они как-то странно, словно лошади, покивали головами, то ли друг другу, то ли
стряхивая перхоть, и медленно как во сне поплыли к выезду из гаража. Из
просвета между автоматическими дверями струился прозрачный белый дымок. Как
только парни протиснулись в просвет, оттуда мгновенно понеслись жуткие звуки:
лязг металла, какое-то хлюпанье и еще как будто визг, настолько высокий, что
заложило уши. Иов не проявил внимания к странным событиям. Сев в машину, он
завел ее и, отпустив сцепление, врезался в стену позади себя. Чертыхнувшись, он
переключил скорость и резко подал газ, одновременно вывернув руль, отчего машина,
сделав полукруг на месте, скакнула в направлении дверей. Как Иов не нажимал на
пульт управления дверями, они упорствовали, и ему пришлось резко затормозить.
Машина неслась на блокированных колесах, воняя горящими покрышками и
безжалостно визжа. Она остановилась в полуметре от дверей и, выпустив Иову в
лицо подушку, облегченно вздохнула амортизаторами. Иов попытался сдержать гнев,
но тщетно. Он дико закричал и, выхватив механический шокер, выстрелил в подушку.
Она осела, Иов вылез и, не закрывая дверь, устремился к выходу. На подъеме путь
из гаража ему перегородил маленький полицейский танк. Оттуда шустро выскочил
человек в форме и выбросил вперед руку, явно показывая Иову остановиться. Боже,
ну что теперь! - Иов нащупал в кармане шокер.
- Сэр, сюда
нельзя.
- Прочь! - Иов
вынул шокер из кармана и сжал его в кулаке.
- Сэр, уверяю
вас, здесь вам не пройти, - спокойно сказал полицейский, - вам придется
спуститься в подземку.
- Уйди с
дороги, - Иов отвел затвор, угрожающе щелкнув, - я все равно пройду.
- Сэр, я имею
приказ задерживать не подчинившихся, - коп расстегнул кобуру и положил руку на
пистолет.
- Я срал на
ваши приказы, - Иов стал медленно поднимать шокер в вытянутой руке, - я тебе
сказал, я все равно пройду. Лучше уйди.
- Друбен,
Квиерман, ко мне! - крикнул коп. Он выхватил пистолет и направил прямиком Иову
в голову.
- Анрюх, мы не
можем, - донеслось из-за танка, - мы тут держим одного. Тоже рвется, мудило.
Может тряхнуть его разрядом?.. Андрюх!.. Эй, слышь? Оставь ты этого урода,
потом догоним, никуда не денется.
Полицейский, не
опуская пистолет и глядя на Иова, пошел задом к танку. Когда он исчез за ним,
Иов спрятал шокер и пошел в направлении остановки поезда. Ожидая окрика, он
напряг спину и прислушивался к происходящему вокруг. Обычно спокойный, спальный
район напоминал нынче квартал драгдиллеров. Везде сверкали полицейские мигалки.
Из распахнутых броневичков и патрульных машин неслась немыслимая радиобрань.
Кто-то отдавал приказы, требовал подмоги и сообщал приметы разыскиваемых. Все
это украшалось страшной полицейской матерщиной и задумывалось, вероятно, как
вполне конкретное устрашающее действие. Устрашаемые, списанные со счетов
граждане спального района передвигались от угла к углу. Так же действовал и
Иов. Монорельсовая дорога оказалась закрыта, и ему пришлось-таки спуститься в
подземку. Дьявол, чего я разъерепенился, думал Иов, он ведь мог и выстрелить.
Если бы он попал мне в голову, ч-черт... было бы очень больно.
- Какое право
ты имеешь быть уверенным в том, что тебе представляется очевидным? - Виктор уже
что-то около часа напирал на пастора, - кто ты такой есть!
- Молодой
человек, это же элементарное богохульство! - пастор был больше взволнован, чем
рассержен.
- Именно!
Именно богохульство! - Виктор кричал, дыша на пастора перегаром, - хули бог…
бог хули… бог охули… наука, серый, линхвистика, понимаешь?.. А, ни хрена ты не
понимаешь. Ну, отец, давай,.. лыхаим.
Виктор
основательно приложился к затянутой в кожу фляге. Мутноватый коньяк заклокотал
у него в горле. Виктор пил, не отрываясь, пока фляга не иссохла. Оторвав от
губ, он подержал ее перевернутой, потряс и, подняв тяжелые глаза на пастора,
указал себе пальцем в висок.
- А знаете, пастер,
я ведь глубоко верующий человек, - Виктор все гнал в нос пастору сильно насыщенный
спиртом воздух, - Да, да, поверьте.
- Судя по всему.
- Не-ет… только
без сарказма. Не надо, отче. Сарказм - прибежище слабовольных. Скажете, на все
воля божья? А, отец?
- Ты еще будешь
иметь возможность удостовериться в этом, сын мой, - пастор судорожно глотнул
воздух и вознес к небесам храма наполнившиеся слезами глаза, - мне нестерпимо
больно слушать тебя.
- А разве бог
не велел вам страдать и жить в лишениях? А, пастер? Как насчет этого?
- Нет, – с достоинством
произнес пастор, - он не повелевал нам страдать. Он только просил нас стойко
преодолевать страдания в стремлении к совершенству мира.
- Ну и как...
ну... совершенствуется он?
- На это знает
ответ только ОН.
- Ладно, достал
ты меня, пастер, - сказал Виктор, нажимая отзыв уже с минуту звонящего
телефона, - ты просто тупая овца.
- Да, - раздраженно
крикнул он в телефон, но тут же осекся и уже мягче продолжал, - Да, конечно,
брат... Да... Да он не станет... Думаю, нет... Конечно... Конечно же, я все
сделаю... Да?.. Сколько… Минут пятнадцать, может быть двадцать... Да, не
больше... Ага, жду. Давай.
- Ну, вот и
все, пастер, - Виктор полез в карман и выудил здоровенный никелированный
пистолет, любовно посмотрел на него, провел пальцами по блестящему стволу,
отражающему вновь влажные глаза пастора, - сколько тебе надо времени на
молитву? Я же не монстр какой... Я ж понимаю все. Человек должен предстать
перед богом, заранее подготовив его. Так что давай, отче… начинай.
Пастер стал на
колени, склонил голову над четками и быстро зашевелил губами. Горячий шепот его
свистел, отражался от стен и копился по углам храма. По полу ползал сквозняк, и
пламя свечей колыхалось в такт все новым заречам пастора. Наконец он поднялся,
убрал четки в карман и покорно склонил голову.
- Все? Ну вот и
молодец. Давай... пошли... Нет, нет, не туда... сюда иди.
Они прошли по галерее,
и Виктор остановил пастора у чана для святой воды, ныне пустовавшего.
- Открой
крышку.
Пастер послушно
открыл чан и, некоторое время постояв, отошел на шаг. Виктор не торопил его. Подождав,
он заглянул внутрь, понюхал, взял у пастора крышку и, стараясь не греметь,
поставил ее к скамейке. Потом он снял пистолет с предохранителя и щелкнул
затвором.
- See yo, -
одними губами прошептал Виктор.
Он поднес ствол
к глазам и посмотрел внутрь, как бы пытаясь понять, на что способен этот
прибор, что он чувствует, исполняя свою функцию, различает ли цели. После он
поднял пистолет к голове пастора, вытянул вперед свободную руку, закрывая лицо,
и дважды выстрелил. Пистолет толкнулся в руку и затих. Пастер повалился вперед
головой, откинув назад руки. Виктор щелкнул предохранитель и убрал пистолет. Он
вытер руку, поднял пастора и с легкостью, как девушку, положил в чан, вынув у
него из уха мизерный динамик. Странно, подумал Виктор, зачем это ему. Прямая
связь с всевышним?.. Он отступил на шаг, достал камеру и сфотографировал труп пастора.
Вспышка на мгновение озарила объем храма. Сверкнули глаза на распятии, но
Виктор уже не видел этого.
Иов не разглядел,
что показывал ему глухонемой. В целом он понимал его знаки, но отвлекся, когда
мимо прошла знакомая ему женщина. Кажется, она живет этажом ниже... Чего ж я ее
не замечал раньше? Хороша… Ну да ладно. Меня ждет Марта, а я никак не могу
доехать до Бровки. Дьявольское семя эти солдаты. Какого лешего они перегородили
все въезды в центр? Что им там угрожает? Идиоты! И ведь ничего и слышать не
хотят. Иов набирал и набирал номер приемной Марты, но вот уже полчаса было
постоянно занято. Может быть, военные отключили сотовую сеть по всему центру?
Хотя из Брунста я звонил, и звонил вроде в центр. Телефон не показывал никаких
помех. Значит башни в порядке. Иов решил попробовать вызвать машину, но как
только он поднес телефон к уху, из тьмы двора, мимо которого он проходил, выскочил
низкорослый оборванец в бесформенной хламиде и, выхватив у него телефон,
бросился наутек. Иов стоял в недоумении. Да-а, подумал он, давненько я не ходил
пешком. Что ж, придется идти так. И он побрел по пустой сумеречной улице, не
узнавая город, поминутно глядя в палм с позиционной картой. Дойдя до
более-менее обжитого места, Иов попытался соединиться с другой коммуникационной
службой. Как ни странно, связь получилась. Иов запросил сведения обо всех
исправных сотовых станциях, и действительно оказалось, что работают только
служебные каналы. Так и не найдя сносный вид транспорта, он пришел в офис Марты
уже под вечер. Марта очень обрадовалась и сразу же отпустила домой всех своих
сотрудников. Не переставая говорить, она провела Иова в свою комнату отдыха и
указала на диван. Марта явно нервничала. И хотя она старательно скрывала это за
своей болтовней о всяких пустяках, Иов ясно понял, что она сильно напугана. Он
не стал настаивать на немедленном раскрытии истинной причины тревоги Марты.
Больше потому, что сам чрезвычайно устал.
- Послушай, -
начал Иов после некоторой паузы, в течение которой Марта, продолжая бубнить, ни
разу не взглянула ему в глаза, - я все понимаю. Понимаю, почему ты пригласила
меня, почему напугана. Мне все известно, ты ведь знаешь.
- О чем ты,
Иов, - взвизгнула Марта, - я не...
- Перестань, -
перебил ее Иов довольно резким тоном, так, что она моментально потеряла
сопротивление, - мы ведь давно знакомы. Что с тобой? Зачем ты виляешь?
По-твоему, я слепой?
- Ну что ты,
просто… зачем…
- Нет, мне
просто не по себе. Ты как-то изменилась. Может, ты не хочешь что-то вешать на
меня? Так это чушь. Мне будет более неудобно не знать, чем влезть во что бы то
ни было. Так что перестань мямлить и введи меня в курс. Хорошо?
- Ладно, -
мертвым голосом прошелестела Марта после мучительной паузы, - я все скажу тебе,
Иов.
Она встала,
зашла за стойку бара и стала копаться в холодильнике, гремя бутылками. Иов тем
временем подвинул к себе телефон и поднес к трубке бипер. Телефон воспринял сигнал,
и Иов включил прием факса. Марта, завершив поиск, нацедила себе из початой
бутылки БлекЛейбл, добавила содовой и льда.
- Тебе налить?
- Да… налей мне
Бонд. Лед не клади.
- Вот, держи, -
Марта подала Иову коктейль. Только сейчас он заметил, что она так искусно
скрывала, как ходят ходуном ее руки.
- Благодарю.
- О, нет!..
Боже, Иов, что это? - закричала Марта, указывая на факс, - Как ты мог, Иов!
Нет, черт возьми, нет!..
- Успокойся. Ты
ошиблась, - Иов убрал листок в карман, - тебе просто показалось.
- Что ты говоришь?!
Что мне показалось?.. Ну не-ет... Его я ни с кем не спутаю.
- Да что ты
орешь. Кого ты не спутаешь? Ты же ничего не знаешь.
Марта резко
побледнела и стала медленно опускаться на диван. Охая, она схватилась за сердце
и сидела так с минуту. Иов неотрывно глядел на нее, потягивая из стакана. Вдруг
она резко вскочила и впилась в Иова глазами, в которых недвусмысленно читалась
ненависть. Она размахнулась и запустила в него стаканом, который до этого
неподконтрольно сжимала в руке. Стакан угодил Иову в ключицу. Он вскочил,
вскрикнув от боли, и наотмашь ударил Марту по лицу. Ее волосы взорвались во все
стороны и окутали голову, когда она, падая, зависла за метр от пола.
- Дура! -
крикнул Иов бездвижному телу. Он хотел еще раз ударить ее, но не стал, -
Сука... ключицу же сломала!..
Вот тварь!
Сука! А я еще хотел помочь ей. Гнев переполнял Иова. У него даже заслезились
глаза: так было больно. Плохо разбирая путь, он выбрался из лифта, сбив с ног
то ли охранника, то ли какую-то старуху, и устремился к дверям, которые не
успокоили его, разъехавшись позже положенного, отчего Иов схватился еще и за
лоб: l'be damn… is fuckin comedy! - Иов
нервно засмеялся и рухнул, не заметив ступеньки.
Mort Esteem Gallery®2000
